>На восток
Прежде чем Ваганов, числящийся командиром орудия, но фактически уже не служивший в 930-м артполку, стал (уже до конца войны) внештатным художником дивизионной газеты, он какое-то время побыл ещё и в топографическом взводе. Переход в газетчики произошёл под праздник, но вполне прозаично. 28 октября 1944 года, когда уральцы вели бой под Гумбинненом в Восточной Пруссии, Ваганова вызвал начподив полковник Лыткин:
– Надо оформить ноябрьский номер, иди в редакцию, до моего распоряжения будешь там.
«Будешь там» растянулось до самого Порт-Артура.
30 апреля 45 года 371-ю Витебскую Краснознамённую ордена Кутузова и Суворова стрелковую дивизию погрузили в эшелоны и повезли из-под Кёнигсберга на Дальний Восток.
Победа застала дивизию в Свердловске. Пользуясь коротким передыхом, редактор Комаров решил с коллективом «Сталинца» наведаться в баньку. Ваганов знал дорогу: водили его в армейскую баню ещё до отправки на фронт, когда он приобщался в учебном артиллерийском полку к своей первой военной специальности.
Ну и пошли. А баня – закрыта.
Газетчики – народ творческий: думу думали недолго. Идею подкинул Жилмостных:
– Помыться не пришлось, так, может, обмоем?
Речь шла о победе. Безусловно патриотичное предложение ответсека дружно поддержали. Но спервоначалу представилось оно неосуществимым технически: ни у кого не было денег. Тут Ваганов, смущённый тем, что с баней не вышло, и чувствующий некоторую вину перед товарищами, реабилитировался: знал он не только про баню, но и про ближайший, в двух шагах, рынок. Показалось совершенно излишним возвращаться в расположение с не пригодившимся чистым бельём. Тётки-торговки с руками оторвали его за подходящую цену, и первый праздник Победы получился очень даже достойным памяти всех участников.
Пройдёт совсем немного времени, и Ваганов уже не сможет вспомнить, рассказывал он это коллегам по редакции или только молча думал про себя. Захмелевший от весны, от воздуха Родины (спиртного он не пил) и – в тысячу раз сильнее! – от невыразимого, потрясающего, ни с чем не сравнимого чувства, данного раз в жизни лишь тем, кто его пережил: «Мы победили!», Ваганов обернулся своей солдатской памятью к прошлому, к самому зачину своей военной судьбы. Словно со стороны, как будто даже с некоторого чувствительного расстояния, слегка размывающего, затягивающего дымкой, видел он картину былого. Свердловские и Чебаркульские военные лагеря, где он, молоденький необстрелянный мальчишка, не знавший запаха пороха, осваивал верховую езду и пушку-сорокопятку, ловил каждое слово фронтовиков. Переживал, волновался, слушая сводки «Совинформбюро». Воинский эшелон – не тот, что теперь вёз его с запада на восток, а тот, идущий на запад с востока – навстречу войне. Много всяких и разных мыслей роились, ворочались в голове свежеиспечённого солдата под стук колёс катившейся от Урала к Москве теплушки, но одна мысль беспокоила его больше других прочих. «Я еду на войну, – думал он. – Я единственный, кто остался живой из моей семьи. Нет у меня ни родителей моих, нет ни сестры, ни брата. Неужели на мне прервётся род, существовавший от сотворения, переживший сотни войн и тысячи лет? И – ничего, никого больше не останется и никогда уже не будет на земле ни одного Ваганова? Неужели погибну?.. Не может этого быть, это – несправедливо». Так думал Ваганов без малого четыре года тому назад, и теперь, оказавшись на месте, откуда всё начиналось, он вспомнил об этом. Нет, ему не было стыдно перед теми, кому не выпало выжить на войне, кто уже никогда не мог вернуться домой. Он не чувствовал вины за то, что судьба подарила ему такой подарок, что случилось ему остаться живым, что свершилось всё именно так, как мечтал он на нарах спешащей на войну теплушки. Это так ясно: если бы всех убивало на фронте, если бы все гибли, то не было бы свидетелей войны. Вот это ему теперь казалось важнее всего – у войны должны быть свидетели!
И всё-таки… Есть на земле люди, которым просто нельзя не верить в чудеса. И хотя Виктор Ваганов – пожизненный неисправимый материалист, многое в его судьбе можно объяснить только чудом. Война для него закончилась здесь, на Урале, откуда начиналась его солдатская дорога, закончилась не раньше и не позже.
Девятого мая сорок пятого года, день в день с великой победой. Разве это не чудо?!
Но фронтовика уже ждала другая война, и через пару с небольшим месяцев Виктору Андреевичу предстояло всё начинать сначала.
…А что известно о схватке с милитаристской Японией? Даже дальневосточникам, приморцам самим многим ли известно, к примеру, что напротив города Дальнереченска, по-старому говоря, Имана, на противном берегу Уссури есть город Хутоу, и его, должно быть, по мнению обороняющихся, неприступный (всё в сопках под землёй – вплоть до многолетнего запаса провизии, медикаментов, боеприпасов и схронов для гарнизона), наши войска штурмом взяли в краткий срок? И сколько там полегло их, уже, кажется, заслуживших победой над Гитлером дальнейшую мирную жизнь, и сколько за Хутоу стали, допустим, Героями Советского Союза?
Была и тут настоящая война, оставшаяся, кажется, навсегда в тени той, ещё большей войны. Но для тех, кто воюет, маленьких-то войн не бывает.
В Маньчжурию старший сержант Ваганов вошёл 8 августа, в первом, что называется, броске. Тут и опытным фронтовикам другой опыт понадобился. И, опять же, другая удача. Не все и самые искушённые из них дошли, скажем, до Муданьцзяна, как удалось Виктору Андреевичу.
Путь его пролёг через Мучную, где дивизия выгрузилась из эшелонов, через Черниговку на Лунзу. Дивизия (в который раз!) пополнилась и, готовясь к боям, сконцентрировалась у границы…